Методический комплекс по изучению “малой прозы” Б. Васильева представляет собой методические рекомендации к урокам по рассказам писателя, написанным в разные годы. В пособии обобщен опыт работы по изучению творчества Васильева в средней школе. Комплекс включает в себя уроки внеклассного чтения, которые вместе с ранее разработанным и рекомендованным для средней школы повестями и романами “ Завтра была войны”, “ А зори здесь тихие”, “ В списках не значился”, представляют единую систему анализа творческой мысли писателя.
     При внеклассном чтении на уроках литературы рекомендуется обратить внимание на рассказы писателя. Это вызвано прежде всего тем, что долгое время внимание сосредотачивалось лишь на повестях и романах, а рассказы оставались малоизученными. Хотя в них, исходя из жанровых особенностей этого вида повествования, в сжатой и наиболее емкой форме хорошо прослеживаются как структурные особенности, так и образно-выразительная система. И еще немаловажная деталь для современного читателя - объем произведений.
     Исходя из психологических особенностей разновозрастной личности, учитывая интересы, запросы и склонности подростка, а также обращая внимание на общий культурологический уровень развития юного читателя и оставляя право выбора за учителем, мы попытались распределить рассказы писателя, учитывая личностные и программные особенности:
5 - ый класс - “ Великолепная шестерка” /79/, “Пятница” /73/;
6- ой класс - “ Коррида в Большом Порядке” /88/, “ Жуткое дело” /93/, “Холодно-холодно...”/84/;
7 - ой класс - “Мир - восклицательный знак” /84/, “ Экспонат № ...” /86/;
8 - ой класс - “ Не имей сто рублей” /84/, “ Старая Олимпия” /75/.
     Для 9-11 классов можно порекомендовать такие исследовательские работы, как: “Тема героической трагедии и потерянности в рассказах “Порода такая” и в романе “Прах невостребованный”; “Карнавализация” в повестях “Карнавал”, “Рослик пропал”, “Короткая рокировка”, “Гибель богинь”; “Сага о семье Олексиных (романы “Были и небыли”, “Дом, который построил Дед”, “Утоли моя печали”, “Картежник и бретер, игрок и дуэлянт”, “Вам привет от бабы Леры”). Для учеников и учителей Смоленской области небезынтересно было бы исследовать тему “Смоленские страницы прозы Б. Васильева”, на примере таких произведений, как: “Летят мои кони”, “Капля за каплей”, смоленских страниц романов “Были и небыли”, “Дом, который построил Дед”.
     В методическую копилку учителя.

О сквозных мотивах единого “ автобиографического пространства”
прозы Б.Л. Васильева.

      После ранения, в 1943 году, ему, 19-летнему юноше–мужчине, в госпитале предложили “дослуживать” курсантом академии бронетанковых войск. Он, по закону повторяемости судеб, становится вскоре офицером и служит в армии до 1953 года, когда впервые ощутит “жгучую” потребность к “писанию”.
     С 1954 года Васильев увольняется в запас и занимается литературной работой. Он становится фактически единственным из всей многовековой династии офицеров, которому будет суждено нести крест третьего дела - “книги”. Но почему же кадровый офицер делает столь резкий поворот в собственной судьбе? “Я сделал это сознательно, потому что стрелять так и не научился”, - напишет он позже в своей знаменитой автобиографической повести “Летят мои кони”.
     Но так ли это “сознательно”?
     В романе 1997 года “Утоли моя печали” (кстати, именно за этот роман Б. Васильев в ноябре 1998 года получил одну из самых престижных премий в области литературы “Пенне – Москва”), мы можем найти вышеприведенную цитату о трех главных делах дворян Алексеевых (в многотомной саге они названы Олексины: романы “Картежник и бретер, игрок и дуэлянт”, “Были и небыли”, “Дом, который построил Дед”, “Утоли моя печали”, “Вам привет от бабы Леры”). Но если с первым и вторым у Олексиных было все в норме, то вот “книга”, а точнее писательский талант не был уделом никого, пока не подросла и не окрепла Надежда Олексина, младшая из дочерей генерала Николая Олексина.
     Как мы видим из романа “Утоли моя печали”,серьезно заняться "писательством" Надежде помешала Ходынская трагедия во время коронации последнего российского самодержца Николая второго. Дикая давка на Ходынском поле передавила всю дальнейшую жизнь Надежды Олексиной - Вологодовой (её дочь, Калерия Викентьевна Вологодова, баба Лepa, является главной героиней романа “Вам привет от бабы Леры” /1989/). Чтобы снять с себя вину за сотни раздавленных, за истерзанную горничную Феничку, едет Надежда со своим мужем в Соловецкий монастырь, к старцу Епифанию, искать безмолвия от иконы пресвятой Богоматери “Утоли моя печали”. Вскоре, после октября 1917 года, она, как и десятки дворян, здесь же, на Соловецких островах, беззвучно погибнет с приобретенным, наконец, умиротворением и безмолвием.
     Внимательный читатель, который воспринимает все творчество Васильева как единую эстетическую систему, не может не заметить один из главных мотивов его творчества - мотив умиротворения и безмолвия. Мы находим его уже в первой повести писателя “А зори здесь тихие”.
      Исследователи военной прозы Васильева не обращали внимания на эпизод, когда Васков, как бы между прочим, обратил внимание на картину: “Солнце уже склонилось, когда вышли к Вопь-озеру. Тихо плескалось оно о валуны, и сосны уже по-вечернему шумели на берегах… И до войны края эти не очень-то людными были, а теперь и вовсе одичали...” Конечно, это явное противопоставление войны и мира видится ясно. Но вот далее идут две реплики: Васкова и Гали Четвертак. Обратим внимание на то, что многими тогда не замечалось:
     Четвертак: “Тихо-то как. Как во сне”
     Васков: “Монах тут жил когда-то, Легонт прозвищем. Безмолвия искал”¹.
     На первый взгляд, все та же антитеза. Но почему слова “как во сне” произносит именно Галя Четвертак? Почему именно ей суждено “заметить” тишину? Ей, самой неприспособленной к жизни, к войне?
     Остальные девушки с более-менее твердой жизненной позицией. Единственно кто постоянно “безмолвна”, кто не может постоять за себя, кто полностью незащищена от войны, кого война окончательно “раздавила” - Галя Четвертак. Именно она дает возможность Васкову ощутить всю противоестественность ситуации, когда женщина вынуждена брать в руки оружие. “Родину защищать” - это прерогатива мужчин. Женщина может быть в лучшем случае лишь “боевой подругой”, не говоря уже о наиглавнейшей природной функции: продолжать генетический код человеческой памяти (о чем и говорит старшина Васков, видя мертвую Соню Гурвич).
     Этот же мотив присутствует и в романе 1974 года “В списках не значился”. Он связан с образом Мирры и приобретает здесь укрупненное философско-религиозное звучание.
      Если сопоставить образы Мирры и Четвертак, то мы обязательно увидим единое: они обе робки и безмолвны, обе наивны, их воспоминания о довоенном детстве практически одинаковы, они обе явлены на этот свет для главной женской функции. Но при кажущейся их внешней несобранности и растерянности, они внутренне едва ли не самые цельные, крепкие натуры, с сильным духом. (Четвертак – “четыре” имеет в Библии внутреннее лексическое значение; число “четыре” означает “цельность”, “совокупность”; более того, существует четыре небесных направления, река, орошающая рай, разделяется на четыре реки, в Новый Завет входит четыре Евангелия, имеются четыре самых тяжких наказания, которым может подвергнуть Господь – меч, голод, лютые звери и моровая язва²).Однако Васильев в образе Мирры идет дальше: он награждает её великим даром продления генетического кода Памяти. Но не Автор, а Война разрывает эту исторически сложившуюся нить: ребенку не суждено родиться все из-за того же следствия диалектизма - каждое новое поколение после войны обречено рождаться на свет в крови.
     Так в чем же философско-религиозное звучание этого образа?
     Мирра, или Смирна, - благоухающая смола, получаемая из разных растений и высыхающая на воздухе (не поэтому ли она мгновенно гибнет, как только Плужников решает отправить ее к людям, “на воздух”, из этих душных и смердящих трупами подвалов?) Мирровое масло употреблялось и как духи, и как средство протирания. Именно его добавляли в миро для священного помазания. И самое важное: “дурманящее” питье именно из вина и мирры предлагают Иисусу Христу перед распятием [Мк. 15: 23]. Васильеву не нужно было ничего объяснять в своих многочисленных интервью, достаточно того, что возлюбленная Воина-защитника Мирра: “И делом правды будет мир, и плодом правосудия - спокойствие и безопасность во веки” [Ис. 32: 17]
      Этот же мотив вновь и вновь будет появляться в женских образах различных по тематике произведений Васильева. Своих героинь он наделяет светлым “безмолвием” за их чуткость, уважение к ближнему и любовь к страждующему. Они олицетворяют собой вековую народную веру в Добро и Справедливость: не воинственны, кротки, по-детски наивны и застенчивы, но именно в них скрывается сила и величие человеческого духа. Это Клавочка из повести “Жила-была Клавочка”, это жена чудаковатого Егора Полушкина из романа “Не стреляйте в белых лебедей”, это Еленка из повести “Иванов Катер” и многие-многие другие.
     Серия романов об Олексиных сегодня представляет собой органично цельное ядро, но в них огромное количество сквозных мотивов, перекликающихся со всем творчеством Васильева. Для изучения в школе они будут крайне интересны прежде всего своим окружением.
     Герой романа-записок “Картежник... ” Александр Ильич Олексин был “хорошим знакомцем” Александра Сергеевича Пушкина во времена южной ссылки поэта. Двоюродный дед писателя, герой романов “Были и небыли”, “Утоли моя печали”, “Вам привет от бабы Леры” Василий Иванович Олексин, учитель старшего сына графа Льва Толстого Сергея, долгое время жил в Ясной Поляне и стал после смерти писателя “апостолом его нового учения и религиозного движения толстовцев”². Именно благодаря Василию Ивановичу до потомков дошло “Евангелие” Толстого (прежде чем оно было послано в Священный Синод, где и “похоронено” до сих пор, Василий Иванович переписал его). Все это документальный, а не выдуманный факт личной биографии Алексеевых, прямым потомком которых является писатель Васильев.
      Толчком к “писательскому делу” Надежды Олексиной был как раз Василий Иванович. Но есть и ещё одна ее встреча с реально существовавшим лицом нашей российской истории, ярким и талантливым, известным в свое время писателем, журналистом и публицистом Василием Ивановичем Немировичем-Данченко, имя которого долго не вспоминалось, как и все имена писателей-эмигрантов, явивших собой целое событие в истории русской литературы - культуру Русского Зарубежья. Именно его, В.Г.Короленко и А. И. Куприна “кричащая журналистика” говорила правду о положении и судьбах миллионов и миллионов крестьян и рабочих в царской России.Но возвеличивает личность
     Васильева вовсе не его известное и славное “историческое окружение”.
     Еще с детства выработанная устремленность докопаться до истины, до сути и правды, мечта восстановить “генетический код памяти” своего семейного рода и оставить его на века для потомков, - вот что заставляет говорить нам о глубинной цельности нравственно-эстетической позиции автора, его верности традициям русской классической литературы философско-религиозной направленности и месте автора в историко-литературном процессе второй половины XX века.
      Два следующих сквозных мотива его прозы - мотив защищы родины и мотив - тема Памяти как целостной философской категории.
      В повести 1970 года “Самый последний день” Васильев впервые попытался просмотреть исторические корни, связанные с именами. Этот же экскурс в историю мы можем видеть и в романе “Не стреляйте белых лебедей”, где просматривается явная аналогия образа Егора Полушкина со святым Егорием Победоносцем. Приверженность к традициям “памяти поколений” есть и в размышлениях юных героев романа “Завтра была война”.
      Однако лучше всего мотив “исторической памяти” отражен в автобиографическом эссе “Летят мои кони” и повести о Смоленске, России 37 года, “Капля за каплей”, которые являют собой органичное единство с мотивами повести-трагикомедии “Вы чье, старичьё?”.
     Мотив “памяти” глубоко проник и во внутреннюю структуру романов об Олексиных, более того, он здесь ведущий, стержневой, и органично укрупняется в мотив раздумий о судьбе Отечества, который выражен в словах старого генерал Николая Олексина из романа “Дом...”: “Что есть Отечество? Народ, живущий на определенном историей месте? Нет. Память надобно прививать, особливость уклада и - главное, духовную этого народа ипостась, его сущность. Измените сущность, и будет уже не Россия. Название менять придется”.
      Но более широкое звучание мотив исторической памяти приобретает в романе “Вам привет от бабы Леры”. Дочь героини романа “Утоли моя печали” и главная героиня романа “Вам привет....” Калерия Викентьевна Вологодова, отрекшаяся в молодости от своего прошлого, от своей исторической памяти (она стала женой Красного командира и ярой революционеркой ), на глубоком закате жизни начинает воспринимать историю не односторонне, а полифонически: “Вы скажете, что знаете Родину, что изучали историю и географию, и будете глубоко не правы. Во-первых, родина это не столько то, что вокруг нас, сколько то, что под нами: прошлое, судьба, история. А во-вторых, в школе вас учат не столько истории, сколько исторической хронике, то есть последовательности событий во времени. А история - это не наука о датах. История - это биография народа...”^.
      Оставаясь верным своему писательскому и историческому чутью (Васильев серьезно хотел стать историком), писатель в 1997 году публикует сразу два романа на историческую тему “Князь Ярослав и его сыновья” и “Вещий Олег” (в журнальном варианте он назывался “Конунг и князь”), где рассказывает об истории древней Руси IX и XIII веков. Это и “новый” и одновременно укрупненный вариант проблемы “исторической памяти”, здесь же и расширенное звучание мотива “защищы Отечества”.
      Так, например, в романе "Вещий Олег" поднимается одна из острейших проблем сегодняшнего дня: ответственность за судьбы "малой" родины и Отечества в целом.
      После многолетних междоусобных войн и раздоров конунг русов Олег, прозванный в народе “вещим”, решает совершить свой знаменитый поход на Киев, положивший начало объединению Руси. На совете князей посланец Олега Ставко произносит глубокую по своей внутренней структуре речь, звучащую более чем актуально сегодня, в конце первого тысячелетия: “Мы широко расселены по свету, но каждый живет в своей берлоге. Мы говорим на одном языке и молимся одним богам и все время воюем друг с другом ...А если мы объединимся в общий народ, сложим свои припасы, разделим свои труда, станем приучать сильных отроков к мечу и боевому коню, мы выпестуем могучую дружину и избавимся наконец от позорной ханской дани ...И я понял, чего нам не хватает, для того чтобы стать могучим государством: единения”. А главный герой романа “Картежник...”, участник известной войны Российской империи с Чечней в начале 19 века, и вовсе высказывает нелицеприятную для любой тоталитарной власти мысль: “Вот написал, и перо дрогнуло. Не согласилась душа с рукой, как не согласна она была эту кампанию войной называть. Особенно после Отечественной. Нет, нет, карательной та кампания оказалась, я в этом собственными глазами убедился. Жестоко карательной с нашей стороны, а для горцев... Для горцев она была Отечественной, давайте честно в этом себе признаемся. Великой Отечественной войной Кавказа против Российской империи. Горько, но - правда. Отсюда и немыслимая их отвага,.. и презрение к нам со всеми нашими пушками, лихими казаками и пехотной обреченностью. Доказательства?.. К примеру, генерал Вельяминов продал ногайцам в рабство две тысячи женщин и детей по цене от 150 до 250 рублей за голову. Тогда же было введено денежное поощрение: червонец за каждого убитого горца при предъявлении его головы или хотя бы правого уха… И через это тоже надо было пройти, не уронив чести и не опоганив души своей. Невольно сопоставляется, что “во глубине сибирских руд” было куда легче сохранить и собственную честь, и собственное достоинство. О, Россия, Россия, как же наловчилась ты унижать собственных воинов своих...".
      В 1997 год Васильеву была присуждена независимая премия имени академика А.Д. Сахарова “за гражданской мужество, которое, по меткому замечанию обозревателя газеты “Культура” Л.Жуховицкого, - “в его книгах”…
      “Чтобы себя осуждать, Человеком быть надо. Ну, а коли ты сквозь все соблазны Человека в себе пронес, так и в старости брюзжать не будешь. Плоды будешь пожинать трудов своих, твердости своей, упорства своего, любви своей, преданности делу своему на любом, добровольно избранном поприще. А главное - чести незапятнанной. Многое я вам, дети, оставляю, весьма многое... Можете все по ветру пустить... Только честь свою никогда не прогуливайте, не проигрывайте, не дарите и никому не отдавайте. Честь - алмаз души вашей, который вы всю жизнь сами огранивать обязаны, в сверкающий бриллиант его превращая”.
      Такое завещание оставил своим потомкам “зачинатель” рода Олексиных из последнего романа “Картежник...” Это завещание являет собой, пожалуй, самый главный мотив всего творчества Бориса Львовича Васильева - мотив “незапятнанной чести”.
      Ну а стержень творческой концепции единого “автобиографического пространства” писателя можно найти в его центральном произведении “Летят мои кони”: “Чем выше духовная структура человека, тем больше у него возможностей жить не только в абсолютном, но и в относительном времени, и для меня глобальной сверхзадачей искусства является его способность продлевать человеческую жизнь, насыщать её смыслом, учить людей активно существовать и во времени относительном, то есть сомневаться, чувствовать и страдать”.

(Карнюшин В.А. Изучение "малой прозы" Б.Васильева. - 1988. -72с.)

     Ученики среднего звена школы уже хорошо знакомы с темой Великой Отечественной войны в литературе, а потому им будет легко разобраться с ситуацией, описываемой в рассказе. Однако куда более важно знать предвоенное настроение людей, атмосферу, царившую среди молодежи в предвоенное время. Тем более важно почувствовать, что война разрушает все планы человека, связанные с будущим; война уничтожает не только веру, любовь, счастье, но и саму жизнь, а тем, кто в ней участвовал, ломает и коверкает души.
      Исходя из этого, можно начать разговор со слов самого автора: “Мы росли солдатами и остаемся солдатами… Мы стали ничем и всем: землей. Война переехала и через меня и, если не запахала, не искалечила, не задушила, то наложила огромную тяжесть воспоминаний. И эту тяжесть невозможно сбросить с плеч. Она во мне, часть моего существа, обугленный листок биографии”.
     Герои рассказа “Пятница”, Костя и Капа, Федор, Сеня Филин, жили в начале 41-го в постоянном ощущении вселенского счастья, строили планы на будущее, писали стихи, влюблялись.
     Влюблены друг в друга и Костя с Капитолиной, Капой. Через их Любовь Васильев прослеживает всю атмосферу предвоенной жизни героев. Он прибегает к долгим отступлениям, раскрывая характеры героев в диалогах. Пусть дети сами постараются охарактеризовать действующих лиц, мир их интересов и увлечений, то, о чем они думают, мечтают, во что верят, к чему стремятся.
     …Выходной день. Все смеются, шутят, веселятся. Строга и настороженна только Капа. “Почему?” Ответ в тексте: “ В июне будут грозы, - говорит Капа на ходу. - Вообще, самый грозный месяц – июль, но в этом году все будет раньше”. Что это? Предчувствие, ощущение чего-то тревожного, что постоянно будет встречаться в рассказе? Складывается такое впечатление, что будто сам воздух наполнен тревогой.
     Люди не хотели думать о войне. Они продолжали жить, любить и считали себя счастливыми. Вот и Костя с Капой уходят от всех, уединяются, хотят ощутить свое счастье и свою любовь. Природа гармонирует с их состоянием. Они разговаривают на посторонние темы, а сердце Кости “гулко стучит”, и он боится, “что Капочка услышит этот стук”. И Капочка тоже боится. Но чего же они боятся? Пусть пятиклассники поразмышляют над этим, пусть почувствуют всю прелесть и сладость первой любви, всю таинственность и неповторимость самого главного и святого чувства, и, может быть, поймут, что любви не бывает там, где о ней “кричат на каждом углу”, что это глубоко интимное и таинственное состояние человеческой души.
      Последующие страницы рассказа – тонкое, нежное и ненавязчивое повествование о становлении человеческих чувств, об ощущении счастья. Все уверения Кости о добровольном уходе в Армию лишь прикрытие: и Костя и Капа живут в предчувствии волшебства и скромно бояться напрямую заговорить о любви. Их дальнейшие диалоги построены автором в романтическом ключе. Да и сама Капа мягкая, грациозная, вся как будто воздушная, “как-то боком как птица глянула на него, спросила вдруг: - Какая же я девушка: приличная или не очень? – Капочка, ты… - Костя задохнулся от волнения …”
     Вскоре речь пойдет о первой ночи любви, и здесь все будет зависеть от роли самого учителя, от его нравственных качеств и его эстетических позиций. Однако, думается, не нужно забывать, что перед нами уже 10 – 11- летние личности, которые обязательно должны знать о чистой любви и светлых чувствах.
      Все в этом рассказе наполнено светлой сказкой. Обратите еще раз внимание учеников на романтический стиль повествования, с его “сладкой земляничной ладонью”, “трепетом и щекотаньем птиц”, “жужжанием шмеля и звоном тугой листвы”. Обратим также внимание и на то, что Капа настроена более романтично. Попросите кого-нибудь прочитать эпизод:
-Ты хотел бы стать Робинзоном?
Он с трудом расслышал, что она спросила. Глянул, словно вынырнув:
-Нет.
-Почему же нет?
-Капиталист он. Идеология капитализма, все себе да себе.
-Так ведь не было же больше никого!
-А Пятница? Зачем он Пятницу слугой сделал?
-Слугой… - Капа подозрительно заглянула в его глаза.
-Неужели для тебя это главное в Робинзоне Крузо?…”
Прочтение этого эпизода важно еще и потому, что в нем смысл названия рассказа. И необходимо дать возможность поразмышлять: что главное для Капы в Робинзоне?
Вслед за этим эпизодом следуют наиболее значимые и емкие страницы текста. Обратим на них внимание.
Костя говорит, что с его другом Сеней “Филином-Киновралем” спорить нельзя, потому что тот всегда “в стихах, да в Кате”. Капа “зацепилась” за это объяснение и спрашивает у Кости: “Катя счастлива, правда?” Костя, видимо, сурово, стараясь показаться мужчиной, отвечает: “Не знаю, Федор говорит, что счастья вообще нет, потому что счастье – это миг”. “А ты как думаешь?” “По-моему, миг это счастье для пауков. Слопал муху – вот и все счастье. А для человека…”
И вот тут идет очень важная авторская ремарка, ее необходимо зачитать: “До сих пор он говорил не поднимая головы, а тут вдруг поднял. Поднял и увидел ее глаза: серые с рыжими блестками… И сразу пересохло во рту, гулко загудело в ушах, и он, не соображая, неуклюже, по-телячьи ткнулся лбом в ее колени…” И – вдруг дед из-за кустов: “Бычков не видали?” Это должно быть прочитано на контрасте, потому что нужен будет смех. Он очень важен, пусть дети отсмеются, потому что далее – драматические страницы.
Глубоко придется проработать диалог деда с героями рассказа. В этом эпизоде много подтекстного, символичного, много “знаков беды” (если есть время, напомните детям о повести В. Быкова “Знак беды”).
Дед–“опенок” стар, хитер и мудр. И мудр не от образования, а от природы, от народа, ярким представителем которого он является. Он все понял, что здесь было, а потому “лукаво и хитро” посмотрел на невозмутимую Капу и на перепуганного, раскрасневшегося, совестливого Костю. “Может чего своровал? Чего вскочил-то?” Капа невозмутимо, но ласково ответила: “Он, дедушка, не грабитель. Он в армию завтра идет”. И тут мы видим, как дед садится на пенек и достает кисет: по всему видно, что серьезный разговор у них будет.
Думается, будет лучше, если этот диалог учитель прочитает сам, интонационно выделяя необходимые фразы:
- Табачком балуешься?
- Я не курю.
- Ну, закуришь еще. Жизнь, она длинная, в ней обязательно даже закуришь. От тоски.
- В нашей жизни нет никакой тоски, - недружелюбно сказал Костя.
- А она не в жизни…она в человеке заводится. И ежели ты не вор, - тут дед опять хитро покосился на девушку, - то может тоска та в тебе завертеться, и станешь ты дымом ее из себя выживать...
- А что значит счастливой быть?
- Ну, тебе, значит, жизнь перелить в сынка или в доченьку. А стриженому твоему – вырастить их да на ноги поставить.
- А вам?
- А мое счастье –помереть в одночасье.
А потом Капа пойдет провожать дедушку и вернется с большим ломтем ржаного хлеба, густо посыпанного солью, и для них он будет “необыкновенно вкусным”.
      Ученики с удовольствием станут вспоминать русские народные сказки, ища аналоги с “ дедом-опенком”. Но все должно будет сведены к тому, чтобы они поняли народную мудрость и прозорливость деда. А мы поможем им прокомментировать все его фразы и разобраться в них, а главное подведем к тому, что в каждой мысли деда – предчувствие войны. “Тоска” -расставание с любимой, “дым” - испытание войной, “помереть в одночасье” - предчувствие тяжелых испытаний, которые выпадут на долю нашего народ , “необыкновенно вкусен хлеб” – потому что самым сладким и вкусным во время войны станет именно ржаной хлеб. И последнее: дедовское представление о счастье. Оно просто и банально. В нем весь внутренний и внешний смысл рассказа. Из-за войны многим женщинам так и не придется продлить человеческий род, увеличив генетическую нить поколений. Приведите цитату из “Зорь…”. Вспомните, чем больше всего опечален старшина Васков: “А главное, что могла Соня детишек нарожать, а те бы – внуков, правнуков, а теперь не будет этой ниточки, маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом…”.
      Концовка рассказа должна быть проработана быстро, четко и эмоционально. И не для того, чтобы сэкономить время, а для того, чтобы дети увидели весь контраст между любовью и войной.
     “Может человеческое счастье в том и состоит, чтобы понять для чего на свете живешь?” – так подходит Костя к пониманию собственного счастья. Сотни и десятки тысяч юношей 41-го года в одночасье шагнули в войну, выйдя из нее 25-летними седыми стариками.

      Но это все будет потом. Пока же Костя и Капа молоды, жизнерадостны, энергичны. Они не хотят думать о страшном, о горе, о смерти. Они счастливы: и порванное платье, и утонувшая туфелька – не беда. Однако природа уже готовится к войне. Помогите школьникам найти в тексте нужные цитаты, поясняющие, как природа чувствует войну.
     1) “Мир стал тускнеть, наливаться свинцом, и даже сосны вдруг зашумели тревожно. Костя оглянулся. С запада шла низкая черная туча"
      2) “Низкие тучи метались по небу, но дождь все никак не мог разойтись. Часто грохотал гром, желтые молнии вспарывали пыльный небосвод, а капли падали редко, словно прицеливались, куда ударить”
      3) И самая важная: “Костя взбежал на бугор… И остановился. Вой стоял над деревней, бабий вой над покойником, над минувшим счастьем, над прожитой жизнью. Пронзительный плач метался со двора во двор, из избы в избу, и не было в нем ни просвета, ни передышки, как в том низком, свинцовом небе, из которого хлынул наконец ливень. И Костя мок под ливнем и не смел войти в эту деревню, в этот страшный, кладбищенский плач, древний, как сама гроза.
     Дальнейшая сцена в сарае, ни в коем случае никакая не “клубничка” – это прощание героев с их юностью. Васильев нам их рисует уже по-другому. Перед нами уже не дети. Костя на глазах меняется и становится “взрослым, могучим, готовым сделать все, что прикажет эта единственная во всем мире женщина”. Поэтому очень важно, чтобы пятиклассники внимательно прочитали его “взрослое” представление о счастье: “Счастье – это ты… Каждый из нас высаживается на необитаемый остров. Каждый из нас строит свой собственный дом и сажает свой собственный хлеб. У кого-то этот дом течет, а хлеб получается горьким, но это не беда. Главное, что все мы Робинзоны и все ждем свою Пятницу. И когда приходит она…
- Вы делаете ее слугой.
- Нет… Ты мое воскресенья.
Ученики должны увидеть и повзрослевшее счастье Капы: “уметь мечтать и верить в свою мечту”.
     Голос учителя: “Разве существует время? Нет. Остановились все часы, и только два огромных человеческих сердца грохочут сейчас во всей вселенной… Разве существует пространство? Нет. Оно до отказа заполнено тобой. Твоими глазами. Твоей улыбкой.”… “Гроза давно прошла, тучи разорвал ветер, и над миром опять светило огромное и равнодушное солнце. А в деревне все еще плакали женщины, бились о твердую землю, рвали на себе волосы. И в старом сарае на охапке прошлогоднего сена сидели двое: стриженый парнишка и большеглазая худенькая девочка…”.
      Учителю необходимо постараться монотонно, как того требует композиция, однако с обязательным оптимизмом в конце, констатируя факты, закончить: прошло время, Капа была повешена, как партизанская радистка “со странной кличкой “ Пятница”; Семен Филин-Киноварь сожжен в печах Освенцима; Федор Ломов погиб в Севастополе, в живых остался только Константин Иванович, который теперь, спустя тридцать лет, одиноко сидит на огромной и пустой площади в Смоленске, на которой и была повешена его “Пятница”. И хотя у него уже другая семья, двое сыновей и дочка, он все равно чувствует себя на необитаемом острове, который стал еще более безлюдным после смерти Пятницы.
     Но несмотря на обреченность финала, последний эпизод помогает ощутить оптимистичный тон повествования. Продолжение своего счастья Константин Иванович видит в своей дочке с довольно редким и длинным именем Капитолина, Капа, Капелька. Он с надеждой смотрит ей вслед и тихо произносит: “Возвращайся счастливой, дочка. Пожалуйста, возвращайся счастливой”…
      Милосердие, внимание, забота – не столь частые явления в нашей жизни, поэтому поговорите с детьми о том, чтобы не проходили мимо одиночества, мимо ветеранов, которых с каждым годом становится все меньше и меньше.
      И как вид закрепления можно порекомендовать детям такое же простое и емкое, как и название урока, сочинение-миниатюру: “Что значит, счастливым быть?”

     Ситуация, описываемая в рассказе Васильева “Холодно, холодно…”, шокирует своей откровенностью и остротой.
      На первый взгляд, сюжетная завязка проста. В попутную машину сел пассажир куда-то спешивший. В пути между шофером и пассажиром, как водится, завязался вполне обыкновенный разговор.
      Однако следует обратить внимание на первые строки рассказа. На тот набор эпитетов–сравнений, которыми изобилует описание машины–рефрижератора. В них заключено предупреждение, что в простой ситуации будет трагическая развязка.
     “Издалека донесся глухой натужный стон. Он рос, наполняясь мощью, постепенно перерастая в рев сотен лошадиных сил. Тяжко задрожала земля, смолкли птицы и звери…Она надвигалась сильно и неотвратимо, точно было явление стихии, а не результат человеческого труда”[3.540]. И шофер, и машина сливаются воедино: перед нами появляется не лицо, а “рыло”, которое “равнодушно взирало на мир зарешеченными глазницами фар”. И хотя перед нами всего-навсего холодильник–рефрижератор, нам не верится, что “такое чудовище может быть предназначено для мирной перевозки продуктов”. И далее очень важная авторская ремарка: “Скорее можно было предположить, что это – передвижная бойня, цех по убийству скота, что в ней не замороженные туши, а еще живые, теплые, еще умеющие страдать и бояться смерти…”. Все как-то настораживает, и дети должны это почувствовать.
     Этот рассказ, подобно рассказу “Пятница”, построен на контрасте. “Машине–бойне” противопоставлен молоденький, хлипкий и тоненький солдатик в очках, который сквозь них на мир смотрел “с юношеской готовностью”.
     Обратим внимание на одну занимательную деталь. Шофер приветлив и добродушно словоохотлив, и его первоначальный монолог-признание может показаться вполне приличным и нормальным. Его визитная карточка блестяща: “В рейсе хорошо, когда справа от тебя стоящий мужик сидит”. Его нравственно-моральные постулаты предельно просты и, вроде бы, даже исходят из многовековой народной мудрости.
     Да и разговор идет у попутчиков вначале задушевный и спокойный. Но автор предостерегает нас. Пусть шестиклассники сами найдут и прочитают авторскую ремарку, объясняющую, почему шоферу солдат сразу не понравился, и ответят на вопрос, а что они вкладывают в понятие “маменькин сынок”?
     Очень непросто угадать истинное лицо шофера. И вот тут детей должна обеспокоить и насторожить фраза: “У меня докторишкo знакомый, точнее даже – родственник. Ну, родня родней, а сувенирчик сувенирчиком, точно?.. И я - в полном порядке, и он - …сигареты “Кент” не переводятся”. И здесь же, вполне искренне, предлагает солдату с ним отобедать, да еще великолепно оговаривает это предложение: “дорога дружбой держится. А с солдатом куском не поделиться – это… не по-рабочему”.
     И все пока вроде бы на уровне порядочности. Не просто будет разобраться в характере действующих лиц рассказа. Здесь важна постоянная дискуссия: “А как бы вы поступили? А что бы вы сделали? А как бы вам хотелось? А как вы думаете?”, и на протяжении всего рассказа необходимо комментированное чтение.
     Чтобы “перекусить”, они остановились, включили свет. И тут мы впервые видим их портреты и понимаем, что “они – противоположность, но противоположность, не дополняющая друг друга, а как бы вычитающая что-то”.
     Ребята должны понять, что шофер, по сути, пережиток того времени, когда творческий и интеллектуальный труд в обществе не ценился, когда интеллигенция была лишь “ прослойкой” общества, состоящего только из рабочих и крестьян. Но это только одна “сторона медали”. Другую, наиболее выпуклую, конфликт отцов и детей, ребята должны сформулировать сами.
     Но может возникнуть и обратное.
     Действительно, до картин ли человеку, сутками рвущего мили на производстве? До интеллекта ли? Но ребенок должен быть настроен не только на восприятие материальной стороны, но и на “работу души”. В связи с этим необходимо внимательно изучить диалог, когда солдат рассказывает шоферу о живописи, художнике Попкове, о том, что собирался до армии поступать в Суриковское училище, и о том, что “ чтобы творить, надо многое знать. Не из книжек, а из жизни”. Человек может быть культурным и когда он художник, и когда он композитор, и когда он простой рабочий. Интеллект – это состояние совестливой души, понимающей другую душу. И что в шофере как раз нет этого интеллекта, нет воспитанности, и нет не потому, что ему некогда о душе думать, а в силу своей недалекости, того образа жизни, где на первом месте стоит “достать” и “чтобы как у всех”: “Что-то больно ты вежливый: извиняюсь, да извиняюсь. Ты о рабочем человеке говоришь, нечего вежливостью пугать! Крой правду-матку: она и есть самая вежливая”.
     Попросите детей найти в тексте подтверждение тому, что шофер вообще крайне негативно и враждебно настроен по отношению к культуре, искусству.
     1) “Да пустое это все, - проворчал шофер. - Художники, живопись. Сейчас техника все решает. Я, например, слайды уважаю, а пленку - нормальный “кодак”, заметь, - за кордоном беру. Кто – шмутье, а я - пленку… Выбрал видок, щелкнул – ну и какая живопись сравнится? Видел я этих художников: сидят целый день, срисовывают, а я щелк – и пожалуйста”.
     2) “Искусство служит народу, слыхал? Я с работы прихожу, так мне отдохнуть дай, отвлеки, юморок там, Леонова или Райкина. А то мы вкалываем как звери, а артисты эти для себя всякие трагедии в постановках разыгрывают. Знаешь, как это называется? Это называется искусство для искусства, усек?”
     Но вскоре разговор привел их к еще большему “взаимному охлаждению”.
     Мы узнаем, что солдат в самоволке и едет к своей девушке, которая со стройотрядом находится недалеко от его части. И разговор как бы сам собой переходит о молодежи вообще. Шофер не слушает парня, у него своя правда, он далек от романтизма, как, в принципе, и от реалий повседневной жизни. А потому обобщает: “Дурная молодежь пошла… Один кричит: неси, неси! Второй: вези, вези! Вот и вся разница. Я за кордоном воды стакан выпить не решаюсь, а ей [дочери] все мало”.
     И здесь уместен вопрос: “Действительно, почему так происходит: родители из сил выбиваются, кормят, поят, вещи дорогие приобретают, от себя последний кусок отнимают – все отдают детям, а детям все равно мало?” Понятно, что задача учителя подвести к пониманию других понятий, таких, как: рвачество, мещанство, приспособленчество, - отсюда и снобизм, и чувство превосходства. Здесь снова будет важен диалог учителя и ученика.
     И еще. Важно, как нам кажется, не выработать “коллективную” точку зрения: пусть каждый имеет право на собственное мнение. Учитель сможет увидеть, над чем необходимо будет работать как с ребятами, так и с их родителями.
     Однако может возникнуть и “молчание”, такое, какое есть и в рассказе. Не будем мешать: пусть думают, кто виноват, а кто прав?
     Человек, у которого “вещизм” преобладает над разумом и душой, - опасен. Предстоит сложная задача: объяснить, насколько он опасен, насколько губительна и преступна полная деградация личности.
     “Самое важное - это нормально работать”, - говорит водитель. Вроде бы, за этими словами ничего опасного не скрывается. Но более важно, чтобы школьники сами нашли в тексте, что значит для шофера “нормально работать”: “Не покумекаешь - не подработаешь”. И, вроде бы, все правильно, потому что сначала ты работаешь на свой авторитет, а потом он работает на тебя. Но за этим кроется упрощение и скатывание до примитивизма. “Все нормально. Кому премия? Мне. Кому квартиру без очереди? Между прочим, на троих трехкомнатную дали. Кому путевка на курорт, когда захочу? Обратно мне...” А дальше, кажется, что все вообще в порядке: “Нормально работать да мораль соблюдать. Ну, там, не опаздывать, не халтурить, не пить, с женой, к примеру, чтобы все путем. Я все соблюдаю, и я - главней директора: тот место боится потерять, а я ни хрена не боюсь. Я - представитель рабочего класса, усек? Вот кем надо быть: представителем”.
     Но что оказывается на поверке? Авторская ремарка красноречиво показывает истинное лицо рвача и приспособленца, точно знающего, “с кем надо помолчать, а кого и анекдотом развеселить”, который на протяжении всего рассказа, оказывается, “брал реванш” и за отбившуюся от рук дочь, и за пренебрежение коллег, и за всю “очкастую, хилую, никчемную интеллигенцию”, которая куда чаще “ставит трагедии для себя, чем комедии для него”; и что выбранная им роль “передовика-энтузиаста” требует высшей дипломатии, “иезуитского притворства и крысиной приспособляемости к обстоятельствам”. Шофер уже давно “выдрессировал себя, привыкнув по-звериному все чуять”.
     Как только разговор заходит о душе, он с ужасом и с изумлением смотрит на пассажира: “Чего?.. Да ты никак сектант, что ли? Что ты мелешь, какая душа?”
     Подведем небольшой итог. Еще раз обратим внимание на морально-нравственный облик шофера. Перед нами “человек без души”, хам и стяжатель.
      Вот его лексикон: “сувенирчик”, “брюхо”, “мои кореша”, “докторишко”, “усек”, “я - рулило”, “жрать охото”, “хлипкий ты, тебе в интеллигенцию надо”, “художник от слова “худо”, “классная пленочка”, “выбрал видок”, “будет тебе баллон на меня катить”, “полный порядочек”, “чтоб все путем”, “я ни хрена не боюсь”, “то да се”, “режимчик - и нормалек”; а в финале мы вообще изумляемся: “Подонок ты, сволота, гад”, “Сволочь! Гадина! Падла!”.
      Если исходить только из речевой характеристики, то перед нами одновременно и уголовник, и “новый русский”, но никак не представитель “рабочего класса”, к коему шофер себя старается причислить.
      Речевую характеристику к портрету шофера важно сделать еще и потому, что перед нами финал: короткий, жестокий и шокирующий.
      Шофер совершает двойное убийство. И даже те, для которых он до сих пор все еще оставался “приличным человеком”, должны задать себе вопрос: “Ну и где его здоровая мораль, его железные, деловые принципы и качества?” В задачу учителя будет входить тактичный и осторожный подвод учеников к этому выводу.
     Именно в момент разговора о душе шофер сбивает на дороге девушку. Но она еще жива, ее можно спасти. Однако шофер не торопится, он не может допустить, чтобы она осталась жива, иначе он окончательно “засветится”. И тогда: пропала его карьера, пропала его прибыль, деньги и сувенирчики - всему придет крах. Не в его моральных принципах спасать жизнь другого человека. Он бездушен и не склонен ни к милосердию, ни к помощи. Он сознательно идет на второе убийство, потому что ему не нужны свидетели.
     К финалу ученики убедятся, почему автору повествования кажется, что это не просто рефрижератор, а “цех по убийству скота”: он кладет девушку “на розовые стылые глыбы мяса”. Восклицания солдата (“это мертвых замораживают, а не живых!”) излишни: шофер поносит парня самыми последними словами, чем еще больше оголяет свое истинное лицо.
      Солдат-первогодок ничего не может сделать, он бессилен перед преступлением, и потому прекрасно осознает как свой конец, так и конец девушки. Учитель должен заставить не просто увидеть его слезы, но и объяснить, почему они возникли: “Он плакал от ужаса, от не оставляющего его видения нежного тела на мороженом мясе, от беспомощности и жалости”.
      Последние абзацы рассказа вызовут у детей и ужас, и отчаяние, и ненависть к шоферу, и боль за человеческую душу:

1. “Шофер неторопливо взял солдата за плечи, проволок по грязи и рывком сбросил в переполненный водой кювет. Солдат попытался встать, забился, и они оба оказались в воде. Но водитель был посильнее и потяжелее: пригнул солдата, запихал в воду, навалился. Обождал, когда с бульканьем выйдет воздух, когда окончательно перестанет содрогаться тело, и выбрался на шоссе”[3.550].
2. “... на мороженый тушах сидела девушка, судорожно кутаясь в перепачканный плащ. Синие губы ее мелко дрожали. “Х-Холодно, - с трудом выговорила она. - Холодно, холодно, холодно...” Шофер с грохотом захлопнул створки ворот”.., “обождал немного”, “постоял, долго и настороженно вслушиваясь в туман”, “еще раз осмотрел запоры, медленно побрел вдоль кювета”, “хлопнул дверцей” - и машина-цех “скрылась в густых октябрьских сумерках”.

      Однако обратим внимание на последнюю фразу рассказа, в ней очень много символичного и знакового: “И только рев сотен лошадиных сил долго еще доносился из тумана, все слабея, переходя в стон и наконец замолкнув навсегда”.
     Последний вопрос напрашивается сам собой, потому что в процессе комментированного чтения мы долго спорили, дискутировали, выясняли, давали оценку: Как сложится дальнейшая судьба шофера?
     Если мы к концу урока добились шокового молчания, - нам удалось затронуть души своих воспитанников. Посмотрим в их глаза: Что там?

Карнюшин В.А. Изучение "малой прозы" Васильева. - Смоленск, 1998.-72с.

Изучение прозы писателяЛитература по творчеству Б.ВасильеваСистема спецкурсов и семинаров

|| Главная страница проекта ||  "Я люблю тебя, старый Смоленск"|| 
|| "Мы стали ничем и всем - Землей!" || "История - это биография твоего народа" ||
©   СФ СПЭК "Колледж экономики и права"