Конфликт социальных сил, принципа собственности и принципа коллективности выступает в поэме и как конфликт добра и зла, нравственного и безнравственного, мира и антимира. Кулаки — это Грачевы, это «подлый класс», движение поэмы состоит и в моральном разоблачении кулачества и всего старого антимира, включая и того внешне безобидного, но по существу также бессовестного и бездушного «последнего попа». А Фролов и другие люди, представляющие новую коллективность, — носители нравственного начала и подъема чувства лич­ности на неэгоистической основе.

А какова же роль автора во всем этом многоголосии и что он делает как путник и поводырь? Здесь он более активен, чем в первых двух поэмах, хотя и менее актином, чем в некоторых лирических стихотворениях того же времени, чем в стихотворении «Путник». Но это несомненно тот же самый путник, хотя не только по веселым дорогам он движется. Большей частью он просто наблюдает и сообщает то, что видит. Иногда его голос слипается с голосом Моргунка, с его внутренним голосом. Нo иногда вносит элемент иронии над тем голосом, с ко­торым он сливается: «И всем крестьянским правилам // Муравия верна. // Муравия, Муравия! // Хорошая страна». Хотя в той же главе его голос совершенно в унисон звучит с голосом Моргунка в гимне-обращении к Земле. А иногда он прямо вплетается в разговор как самостоя­тельный голос, хотя и короткими репликами или обра­щениями.

Вернемся к главному путнику, Моргунку. Уточним его социологическую характеристику, его биографиче­ские приметы. Они совсем не сказочные и далеки от фольклорной обобщенности и неподвижности, а, наобо­рот, характеризуются очерковой квазидокументально­стью.

А раньше мы узнаем, что ему 38 лет, и еще раньше — и конце главы третьей, что «семнадцати лет // Оженился Никита. // На хутор пошел, // Отделился Никита. // В колхоз не желаю, — // Бодрился Никита. // До синего дыма // Напился Никита. // Семейство покинуть // Ре­шился Никита». Кое-что в этой биографии дано с иронической обобщенностью — родился «у батьки, у матки». И семья его не описана. Кроме того, что есть у него «баба», о которой он однажды вспоминает. Но в то же время — точные вехи жизненной хронологии, места и вре­мени проживания и даже крещения; точные справки об экономическом положении, — кстати сказать, скорее бед­няцком, чем середняцком. И его собственничество нуж­дается в некотором уточнении. Это прежде всего мечта о самостоятельности, о независимости: и хотя мечтал когда-то сравняться с Бугровым, он никогда не стремил­ся быть кулаком, иметь свою лавку или тем более батра­ков. Сравняться хотел хозяйской самостоятельностью, чтобы «под ручку» с ним хлеба ходить смотреть. И с ка­кой охотой этот мелкий собственник участвует в коллективном труде, в колхозе, как гость, без всякой корысти! И опять-таки как бескорыстно берет он на свое ижди­вение того мальчика. «Но — конь!» Конь для него не просто собственность. «Но копь, а человек». Исконный друг крестьянина. А про другую собственность он и не вспоминает. Вообще в чувстве собственности Моргунка есть то, что мы называем теперь чувством личной соб­ственности, в отличие от частной собственности. Стре­мление иметь самим, своим трудом заработанное и са­мому своим трудом, жизнью распоряжаться, «никого не спрашивая». С другой стороны, если сравнивать с Дон Кихотом, то он более благоразумен, практичен, осторо­жен, при всей доверчивости. И у него есть элементы здравого смысла Санчо Пансы.

Это уточнение его характерологических признаков позволяет лучше понять и способы его изображения. Той заостренной социальной типизации, стремления выделить господствующую социально-обусловленную черту лич­ности характера, о которой писали исследователи поэ­мы. Конечно, Моргунок тоже человек «идеи», как Васи­лий Петров. И тоже стремится быть сам себе агроном. Но его характер гораздо более сложный и многосторон­ний. Его пафос включает в себя и то, что как будто с этим пафосом не вполне сходится, и сама социальная обусловленность его пафоса более сложна, даже отчасти парадоксальна. Отсюда и в самой типизации, способе изображения характера Моргунка также есть своеоб­разное сочетание условности и безусловности, обобщен­ности и точной квазидокументальной конкретности, широты границ признаков типа и ясной индивидуальной обозначенности. Крестьянин нормальный и разумный, который запряг себя в телегу вместо украденного коня, и многими днями так едет, — конечно, совершенно ис­ключительный случай, анекдот, — но гораздо менее ус­ловный и гротескный, чем мелкий дворянин XVII века, вообразивший себя странствующим рыцарем и сражаю­щийся с ветряными мельницами. Соединение умерен­ного гротеска и бытового правдоподобия проходит через всю поэтику поэмы. В отличие от героев классического эпоса Моргунок шире своего пафоса. И  все-таки, как и те герои, неотделим от него. Да, он честен. Правда, есть момент, когда он собирается даже украсть коня у цы­ган, но это отклонение от собственной нравственности также вытекает из его пафоса и отчасти из «перевер­тывания» традиционного отношения крестьян и цыган. Но в остальном — он всегда прямодушен, лоялен, трудо­любив, добросовестен, добр, незлобив, великодушен, от­ходчив, подчас благороден (его поступок с мальчиком — сыном Бугрова). Есть в нем и некоторая стеснительность, даже деликатность, он — человек неодинокий, незамкнутый. У него есть друг-свояк, с которым он душевно откровенен. Он неговорлив, но охотно беседует и нигде не уходит в свою скорлупу. Он идет своей дорогой, и очень настойчиво, и в то же время думает о том, как о нем другие могут подумать, и хочет быть «не хуже всех людей». Он упрям, даже фанатичен в осуществлении своей основной идеи, решается на то, на что редко решается крестьянин; но не теряет рассудка, самоконтроля, способности критически к себе относиться. И в своем чудачестве старается быть расчетливым и даже осторожным, у Бугрова на базаре все-таки берет в залог шапку. А когда его опять подло обманули — не поддается ни злобе, ни отчаянию, а стремится извлечь урок. Преданность основной идее, мечте совмещается с элемен­тами рефлексии, самоанализа, хотя лишь косвенно показанного автором. Мечтательность — с обычной крестьянской деловитостью. Таким образом, это прежде всего сложный и многосторонний характер, личность, с элементами даже парадоксальности. И в его пафосе принцип личной собственности, самостоятельности труда совмещается с принципом артельности, товарищества, добрососедства. И когда он войдет в колхоз, то со своим конем, чтобы быть не хуже всех людей, и работать тоже, конечно, не хуже, наверняка лучше многих. Характеры представителей антимира сделаны по принципу более элементарно и однолинейно господствующей социально-обусловленной черты, но также конкретно.

Поэма сочетает с небывалым до того богатством оркестровки бытовое, непосредственно конкретное и бытийное, наиболее обобщенное и даже символически конкретное. В этом сочетании также виден жизненный и литературный опыт человека XX века, с его принципи­ально более смелой ассоциативностью, соединением того, что казалось ранее несоединимым; и конкретный опыт нашего человека 30-х годов. Отсюда и новая, при всей связи с традицией русского реализма, система художе­ственного мышления. Совмещение разных масштабов, сплетенность очень разных дорог и лиц, сочетание парадоксальности и правдоподобия, точности и ассоциативного размаха.

Перейти на страницу ->  1  2  3  4